Враг мой - Страница 70

Ей в руки сунули большой ком материи.

— Вот халат. Помочь вам одеться?

— Нет.

Мицак вышел. Его сменил Пур Сонаан. Джоанн стерла правой ладонью влагу с лица.

— Я должен вам кое-что сообщить, — начал драк. — Ваша жизнь принадлежит вам одной, Джоанн Никол, и закончить ее — ваше право и дело вашего выбора. Но если вы решитесь на это, то знайте, что осуществление этого права — задача, которую вам придется решать только самостоятельно. Никогда никого не просите сделать это за вас.

Пур Сонаан тяжело заковылял к двери. Джоанн упала лицом на койку.

Она проклинала себя за плаксивость. Однако желтокожий ребенок, получивший право гордо носить красный мундир тзиен денведах, стоил слез.

7

Проклинайте ошибки, жалуйтесь на них, сожалейте о них, учитесь на них. Только не уповайте, что наступит время совершенства, когда придет конец любым ошибкам, ибо это мы зовем смертью.

Предание о Кохнерете, Кода Тармеда, Талман

На следующий день Джоанн расхаживала по палате и даже пыталась делать зарядку, а Мицак зачитывал ей новости.

— Вот странно!

— Что странно, Мицак?

— Комитет планирования Федерации Девятого Сектора отклонил при голосовании приглашение дракам и землянам вступить в Федерацию.

— Вы предсказывали, что так и будет.

— Странно то, что предложение чуть не было принято. При голосовании воздержался один-единственный член комитета — Хиссиед-до' Тиман, делегат с Тимана.

Мицак надолго умолк.

— О чем вы размышляете?

— Не пойму, почему он воздержался.

— Вы представляете себе тимана, Мицак? Все они так погрязли в своих кознях, что сами чаще всего не знают, что делают.

При очередной попытке приседания Джоанн опрокинулась на спину.

— Есть ли новости о войне, Мицак?

— Есть, как всегда. — Помолчав, он продолжил чтение. — Хет Краакар, первый командующий Флота драков, сообщил через своего представителя, что планета Дитаар перешла в руки Соединенных Штатов Земли. Дальше идут данные о потерях среди военных и мирного населения.

Джоанн услышала, как он поднимается.

— Простите. — Он покинул палату. Она сидела в одиночестве, прислушиваясь к шагам. К ней явился уборщик. Джоанн села.

— Теперь тебе разрешено со мной разговаривать?

— Да, разрешено, — прозвучал голос, выдающий волнение и робость. — Я бы заговорил гораздо раньше, потому что у меня очень много вопросов, но здесь главное правило — молчание.

— Я понимаю. Как тебя зовут?

— Венча Эбан. Джоанн Никол, не могли бы вы на время уборки лечь на койку?

— Конечно. — Она встала, взяла халат, надела его и опять села, подобрав ноги.

— Венча Эбан, где мне можно принять душ? Вымыться?

— При палате есть особая комната. — Шаги, удаляющиеся вправо. — Но дверь заперта. Наверное, вам нельзя мыться, пока не подживет вся кожа.

— Мне бы хотелось отказаться от ночного горшка. Я уже нормально передвигаюсь.

Она услышала, как открывается еще одна дверь.

— Я открыл для вас туалет.

— Хорошо.

Пытаясь исследовать палату в направлении к самому дальнему ее концу, она уже поплатилась несколькими синяками и пришла к единственному выводу: там есть дверь, но она заперта.

— Джетах Пур Сонаан сказал, что разговор с вами — это очень важно. Вы хотите услышать что-то конкретное, Джоанн Никол?

— Нет, все что угодно. — Она вспомнила ханжеское высокомерие Мицака, с которым он реагировал на все ее вопросы насчет талмы.

— Ты знаешь что-нибудь про Талман?

— Конечно. Его пересказ — неотъемлемая часть права на зрелость.

— Пересказ? Всего, целиком?

— Да. Хотите послушать?

— Хочу.

— Какой кусок?

— Любой, Венча Эбан. Выбери на свой вкус. Мне просто необходимы звуки.

— Это не просто звуки!

— Знаю. Я не хотела тебя обидеть. Продолжай.

— Убирая, я буду рассказывать вам «Предание о Шизумаате». Это одно из моих любимых мест. Только учтите, рассказ ведется от имени Намндаса, изложившего историю Шизумаата.

— Понятно.

Под негромкий гул уборочного механизма Венча Эбан начал:

— «Я многое расскажу тебе о Шизумаате, ибо я — Намндас, друг Шизумаата, тот, кто стоял и ждал у рубежа.

Вот история моего учителя. Первенцем Синдинеаха Ну был Синдинеах Эй. После ухода его родителя из жрецов, при главенстве Синдинеаха Эя над жрецами Ааквы, был достроен храм Ухе.

Стены храма были сложены из обработанного камня и имели в высоту восемь синди; площадь храма была шестьдесят на девяносто шагов. Крыша из деревянных бревен и плит опиралась на квадратные каменные колонны, расставленные шестью четырехугольниками.

В центре наименьшего четырехугольника находилась накрытая камнем могила с прахом Ухе. Вместо восточной стены храм имел каменные колонны. В центре северной и южной стен было по двери шириной всего в два шага. В стене, обращенной на мадах, двери не было...»

«Опять мадах! — встрепенулась Джоанн. — Что это такое?»

— «Днем свет шел от Ааквы, Прародителя Всего, ночью же — от девятисот масляных светильников, свисавших с потолка храма.

Вокруг храма тянулись узкие улицы деревянных и каменных хижин. В одной из них, защищенной после полудня тенью от храма, проживал жестянщик, исполнявший в Бутаане свой долг перед Ааквой. И родил он дитя.

Звали жестянщика Кадуах, а дитя свое назвал он Кадуахом Шизумаатом.

В начале третьего года жизни Шизумаата Кадуах привел его в храм, чтобы выполнить перед жрецами обряды посвящения в зрелость. Шизумаат поведал историю творения, законы, предание об Ухе, а потом перечислил родительский род до Кадуаха от основателя рода, охотника из маведах по имени Лимиш...»